Старуха, о которой речь идёт, с год назад умерла. Она говорила не по-украински, а на том украинизированном полурусском языке, на каком говорят в Днепропетровске.

Старуха всё Богу молилась.
Не спится – який зараз сон?
Немного на Бога сердилась:
Та шо ето деаить он?

Ведь люди воны ж чисто диты.
Нельзя их всё время пуhать.
Дома и сердца поразбиты –
Шо взявся им души строhать?

От знова палилы из пушек,
Коhо-то отправилы у Рай.
Нет разве полеhше иhрушек?
Ты им hрохотать не давай.

Здесь бабы по мноhу рожають –
Детишек по дюжине штук,
А усэ шо ни день дорожаить,
И страшно поихать на шук.

У Союзи hноилы за шо-то,
А нету и продыху тут.
Ну… платять хотя б за работу,
И есть заhраничный уют.

Здесь де-то жила Суламита,
И кажуть, шо здесь пуп земли….
Балкон, виноградом увитый
И сине горы вдали.

А было ли ангелов пенье?
Так редко припомнится ей
Какой-нибудь день удивленья,
Какой-нибудь чудный из дней.

Из Днепропетровска еврейка.
И спутались все языки,
И жизнь прозвенела копейкой,
Последние дни уж близки.

Та ладно! Дней було нэ мало,
А дел-то по hорло… Э! Миш!
Я з утра усэ перестирала.
Развесить мне не подсобишь?
— — — —
*
Когда приду на остановку,
Там будет женщина одна.
Я поздороваюсь неловко,
С улыбкою кивнёт она.

Когда не знаешь языка,
Как с ней заговорить?
В сторонку отойду слегка,
Чтоб рядом не курить.

В награду – благодарный взгляд.
И гляну я: Мила.
Суров и строг её наряд,
А седина светла.

И вот, однажды утром
Придёт – меня там нет.
Не слишком-то премудро
Устроен Этот Свет.

Но, может быть, на Свете Том
Неведомо каким судом
Нам встреча суждена?