День рождения
Ловили камбалу у Лабрадора. Над Канадой синего неба я что-то не припомню — всегда там штормило. Это было так давно, что сети вытрясали ещё вручную. Видите, какой я старый?:)).
Вахта на палубе была восемь через восемь (часов). Эта каторга вспоминается мне сейчас, будто чей-то дальний окрик:
— Здорово, братишка!
И вот, я ответил сейчас через бесчисленные злые годы:
— Здорово, братишка!
Уже было к четырём и на Востоке светлело. И я сказал дрифмейсетеру (ещё не дрифмастер говорили, а дрифмейстер):
— Попроси у старпома по сто грамм — уже рук не чую.
— Спирта нет, братишка. Чифир заварим скоро — до смены минуты остаются. Держись.
Голосом второго штурмана прогрохотало:
— Внимание членов экипажа! Второй вахте — приготовится к заступлению.
А потом вдруг:
— Матросу Пробатову! Срочно прибыть в каюту старшего помощника капитана!
— Что ж, и не переодеться что ли?
— Сказали тебе, срочно! — крикнул плотник. — Шевелись. Ещё сейчас по шее получишь.
Старпом в каюте пил чай. И, когда я , стукнув кулаком в дверь, споткнувшись о комингс, вошёл, и тепло блаженно охватило меня нежными ласковыми ладонями — он неожиданно сказал мне:
— Мишка, садись. Так. Бутылка водки. «Московская». Дальше. Банка шпрот. Банка тушёнки. А это колбаса краковская. Всё. Здесь распишись. Забирай.
Я был мокрый насквозь, рука тряслась, и, расписываясь в ведомости, залил бумагу водой.
— Осторожней, ты!
— Слышь чиф, а это что? Почему?
Старик (тогда всякий сорокалетний человек мне виделся стариком) с улыбкой глянул мне в лицо:
— У тебя День рождения. Память отшибло? Ну, ты это…. Веселей! Трюма полны. Последний стакан бочек накатываем и идём к базе. Трое суток ходу. Я кепу скажу, чтоб тебя на руль не вызывали. Только, гляди у меня, салага, в карты не играй! Отоспишься. Постой. Вот, сложи это в авоську, сам я плёл, а домой придём, жене отдашь, вроде от меня подарок. Следующую вахту — свободен. С какого ты года?
— С сорок шестого.
— Двадцать два, значит. Ну иди, переодевайся. Третьи сутки не сплю, голова уже не варит.
И я сказал:
— Спасибо, товарищ старший помощник капитана!
— Добро!
Я вышел с авоськой на ботдек и спустился вниз. Мы держали вразрез волне, которая всё усиливалась. Я оглядел свирепый, седой, беснующийся простор Океана и подумал, что мне уже двадцать два года — скоро стану стариком, а жизнь получается какая-то дурацкая, и в кубрике сейчас играют в «двадцать одно», а ведь сотню проиграешь — злее будешь на работе. Вздохнул и ушёл в кубрик.
— — — —
Пока я это писал со мной рядом сидел Александр Иванович Волков, мой боцман, о котором я много рассказывал в этом журнале. Это он сказал две великие фразы: «Легко бывает только дуракам» и «Бояться — опасно».
— Дядя Саша, ты здесь не кури — жена станет кашлять.
— Так я же с Того Света. Она не почует этого дыма. Э! Да это ж Инка Архангородская! А я гляжу — смахивает на Элизабет Тейлор. Так ты на ней женился?
— Да. А ты знал её?
— Знать не знал, а один раз видел.
Мы потом с дядей Сашей ещё кое о чём поговорили. Но сейчас мне нужно уходить на работу. Настоящий-то День рождения вечером будет. К тому же я родился ближе к полночи. В роддоме Грауэрмана. Мама пешком туда шла. Не было тогда ещё регулярного транспорта в Москве — сорок шестой ведь был год.