Можно было б жить, да не дают

— Меня зовут Кфир. Я следователь. Тебе уже исполнилось шестнадцать лет? Почему теудат зеут с собой не носишь? Помнишь номер? Как тебя зовут?
— Моня, — и мальчик с запинкой продиктовал номер своего удостоверения.
— Что это – Моньия? – офицер набрал в компьютере цифры.
— Эммануил.
— Так. Эммануил. Иммануэль. Мано. А Моньия – по-русски. Дальше. Фамилия?
— Талант, — он сердито повторил по слогам. – Та-лант. Там буква «нун», понимаешь? Талант моя фамилия. Не Толаат, а Талант. Талант. А на иврите – я был бы Кишарон.
Офицер улыбнулся, потому что на иврите «толаат» – червяк. И сразу нахмурился, давая понять, что не собирается насмехаться.
— Я понял. Ты Кишарон. Талант. Успокойся. Сколько тебе лет?
— Шестнадцать. В октябре будет семнадцать.
— Верно, — сказал офицер, глядя в монитор. — Учишься в школе?
— Да.
Он был с виду худенький, очень тонкокостный, невысокий, и ему можно было дать от силы лет четырнадцать. Острые плечики, тонкая шея, лопоухий, большеглазый маленький шлимазл.
— Хорошо учишься?
— Нет.
— Спортом занимаешься? Какой спорт любишь?
— Никакой.
— Ты никогда не занимался карате? Знаешь, что такое крав мага?
— Папа мне рассказывал. Он служил в Сайерет Маткаль (спецподразделение Генштаба). Но я этого не люблю.
— Так вот оно что! Отец служил в спецназе, и он тебя учит?
— Учит.
— Что он показывал тебе?
— Он меня учит делать причёски мужчинам и женщинам – он ведь парикмахер. Но мне не нравится. Я не хочу быть парикмахером.
— Откуда ты приехал в Израиль? Украина? Россия?
— Я ниоткуда не приехал, родился здесь. Мама и папа приехали из Днепропетровска, Украина.
— А что ты любишь? Кем ты станешь работать после армии?
Мальчик помолчал и улыбнулся.
— Я люблю мою Ямит. Хочу к ней. Без меня она всегда плачет.
И офицер ответил ему улыбкой и подмигнул:
— Девочка? Красивая?
— Да. Очень красивая. Моя сестра.
— Так. Сестра. Извини. И сколько ей?
— Ей уже пять месяцев. Скоро будет.
— Совсем большая. Понятно. Хорошо. Сейчас сюда придёт один человек, и ты ему расскажи, что ты сделал и как ты это сделал. Сейчас мне скажи. Что ты сделал? Ты знаешь, что ты сделал?
— Он меня червяком называл всё время. И я его побил.
— А! Побил. Можно сказать и так, что ты его побил. Но знаешь? Ты его очень сильно побил.
Сказать? Не сказать? Офицер решил пока не говорить мальчику, что тот, кого он побил, мгновенно умер от удара, который перебил ему шейные позвонки – попросту он ему голову оторвал одним ударом.
— Почему ты его так ударил? Почему ты его ударил вот так? — офицер сделал движение прямой ладонью правой руки. – И ты его ударил так в горло. Очень сильно, резко так ударил. И как это ты себе пальцы не сломал? Тебя кто научил делать так?
— Никто. Просто я хотел, чтоб ему было больно. Я очень разозлился.
Пришла девушка в полицейской форме и спросила:
— Ты хочешь холодной колы? Или воды?
— Лучше воды, — сказал мальчик.
— Хочешь кушать? – спросила она по-русски.
— Нет.
— Почему – нет? Ведь в это время ты всегда, наверное, обедаешь дома?
— Нет. Не всегда. Я мало кушаю. Не люблю кушать.
— Знаешь что? Я думаю, что твоя будущая жена будет счастливая.
Мальчик очень смутился. Он покраснел, опустив глаза.
— А почему она счастливая будет? Я знаю, что я маленького роста и некрасивый.
Девушка смотрела на него заблестевшими глазами
— Ты говорить не любишь, а любишь делать. Правда?
Мальчик неловко пожал плечами. Он вопросительно глянул девушке в глаза, и она загорелась румянцем.
— И ты не нахальный, а стеснительный. Зато уж как сделаешь – так больше и не надо. И ты будешь очень богат, а домой редко будешь наведываться. Ты будешь всегда в командировках. Цыганки говорят: Дальняя дорога. Вот, она и будет счастливая — твоя жена, — девушка подумала и добавила. – Только это счастье трудное очень. Тебе нужна верная жена. Так у нас в Молдавии цыганки предсказывают, они гадают, судьбу отгадывают.
— Почему?
— Потому.
— Соня! Лишнего не болтай. Как тебе не стыдно? – со смехом сказал офицер. – Принеси ему холодной воды.
Мальчик глоток отпил из стакана и сказал:
— Большое спасибо, — он сказал это по-русски.
И девушка ответила ему по-русски:
— Не за что.
В кабинет без стука вошёл небольшой, не на много выше мальчика, человек, сухой и быстрый, будто ласка. Потёртые шорты и простые кроссовки.
— Шалом, хевре! Мир, друзья! Где наш герой? Это он? Меня зовут Гилад, а тебя?
— Моня. Эммануил. Иммануэль.
Гилад протянул мальчику открытую ладонь, и тот пожал ему руку.
— Ого! Да у тебя ладонь, будто железная. Покажи-ка мне пальцы, — он рассматривал тонкие пальчики, длинные и очень гибкие. – Слушай, Кфир, да это не пальцы у него, а арматурные пруты. Где ты тренировался, Мано?
Мальчик пожал плечами, а полицейский сказал:
— Говорит, что никогда не тренировался, и его никто не учил драться. Говорит, что просто разозлился. Его фамилия Талант, а бедняга тот его дразнил червяком – вот и всё. Один удар.
— Талант. Талант. Где-то я уже слышал….
— Да его отец – спецназовец. Служил при Генштабе.
— Я помню его, как же! Меня тогда пригласили натаскать ребят немного, — Гилад обратился к мальчику. – Ну, что, купил твой папа парикмахерскую, как мечтал?
— Нет. Работает парикмахером у хозяина.
— Забавный парень. Отслужил в Сайерет Маткаль, а работает парикмахером. А ему предлагали поступать в офицерское училище, Эхуд просто не мог нахвалиться на него – все дороги были открыты. А как здоровье твоей мамы, парень?
— Хорошо. Она нам принесла девочку. Ямит. Очень красивая – ей уже пять месяцев исполнилось. Скоро исполнится.
Гилад прошёлся по комнате и сказал.
— Пошли в спортзал (хедер-кошер). Пошли. Мы с тобой немного потанцуем там, Мано.
Полицейский Кфир говорил, пока они шли в спортзал:
— Мано, этот человек умеет драться лучше всех в мире. Никто так не умеет драться, как он. Понимаешь?
— Да.
— Не лучше всех, — скромно сказал Гилад. – Есть ещё несколько человек. Двое в Штатах – украинец и эстонец. Один японец, работает на Францию, и ещё один есть у них — француз. И ещё двое русских, работают на Иран. На Россию работают неплохие ребята – все они китайцы. И есть один великолепный парень в Аль Каиде – грек, но он куда-то делся после того, как Бен Ладена убили. Мы думаем, что и он там тоже погиб вместе с хозяином, в Пакистане.
Они пришли в спортзал.
— Мы сейчас с тобой будем драться. Понимаешь?
— Понимаю.
— Хочешь раздеться?
— Зачем?
— Правильно. Сейчас ты на меня нападай. Но учти, что я уже знаю о твоих ударах прямой ладонью, пальцами. И ты, конечно, умеешь боковые удары наносить ребром ладони. А ты меня попробуй ударить так, чтоб я не догадался заранее. Можно бить. А можно делать захваты. Руки выламывать можешь? Можно подсечки делать. Что придумаешь – можно всё.
Мальчик немного подумал, а Гилад ждал. Вдруг мальчик упал ничком, взял Гилада за левую лодыжку, чуть потянул на себя и Гилад сел на пол. Мгновенно мальчик захватил его шею обеими руками и сделал движение головой, но остановился.
— Нет, — сказал он. – Так тебе очень больно будет.
— Ты хотел меня ударить лбом… в лоб?
— Нет, конечно. Я хотел ударить вот сюда, — мальчик прикоснулся пальцем к переносице Гилада. – Но это очень больно.
— Откуда ты всё это знаешь? Ты настоящее сокровище! Я и глазом моргнуть не успел! – кричал Гилад. – Ты только мне расскажи, почему ты этому учиться стал. А как ты научился, как ты это всё сам для себя придумал, если это правда, что никто ничего тебе не показывал – потом расскажешь.
— Я маленького роста. У меня русский акцент. Меня всё время обижали. Тогда я думать стал. И всё само собой придумалось.
Гилад помолчал. Вздохнул. И сказал:
— Ох, парень! Я понимаю. Понимаю.
— Кфир спросил:
— Гилад, разве ты слышал о чём-нибудь подобном?
— Мне рассказывал покойный Сде Ор*. Очень редко, но так бывает. Парень родился бойцом. Это у него в памяти было заложено, в подсознании. Его и тренировать не нужно.
Кроме девушки Сони, в хедер-кошер проникли ещё две женщины-полицейские – одна молоденькая, а вторая постарше с нашивками старшего сержанта – и ещё несколько с любопытством заглядывали в приоткрытую дверь.
— Соня, что ты здесь крутишься? Тебе нечем заняться? – спросил Кфир.
— Шалом, Гилад! Как дела? – сказала женщина-сержант, не отвечая своему офицеру. – Я хочу тебе что-то сказать. Только пусть мальчика отсюда выведут, или выйдем в коридор.
— Вот-вот! Очень хорошо. Ты ему всё и скажи. Не мне, а ему. От него никаких тайн не будет. Мы всегда со своими солдатами честны. А заодно я посмотрю, насколько у него крепки нервы.
— Вот как? Вы всегда честны? Хорошо, если это так.
Сержант села за журнальный столик и сказала:
— Тебя Иммануэль звать? Подойди сюда и сядь в кресло. Можешь закурить, хомуд (милый). Ты куришь?
— Нет.
— Хорошо. Теперь слушай. Совершенно случайно этот мальчик, которого ты ударил — умер, и получается, что ты убил его. Все знают, что убивать ты не хотел….
Мальчик слушал, и лицо его было спокойно, и побледнел он совсем немного. И Гилад увидел, что нервы у него – стальные. Чудо!
— И это было бы непредумышленное убийство. И ты получил бы срок тюремного заключения – не очень большой, просидел бы в тюрьме года три-четыре. Но ты его ударил, как человек — очень опытный и сильный, как бьют профессионалы. Поэтому тебя могут осудить на очень большой срок. Но будет пересмотр дела. Все знают, что в любом случае – профи ты или не профи – а убить его ты не хотел. И будет у тебя хороший адвокат. И ты в тюрьме пробудешь всё равно не больше пяти лет. А этот человек, Гилад, специально пришёл к нам в полицию из-за тебя, из-за этого случая с тобой – он полковник, он служит в Моссаде. И он тебе хочет сделать предложение. Он хочет, чтобы ты служил в разведке. Чтобы ты всегда так убивал людей, как ты сегодня утром уже сделал – случайно, сам того не желая. Тебя отправят учиться в Штаты. Потом в Израиле ты ещё будешь долго учиться. Потом будешь служить в разведке всю жизнь, и всю жизнь будешь убивать людей. А если ты не согласишься, тогда посидишь в тюрьме и на волю выйдешь. Ты женишься. Мы все тут, женщины и девушки, завидуем твоей будущей жене. У неё будет муж – настоящий мужчина. И у вас будет много детей. Ты меня понял?
— Это не правда, — сказал Гилад. – Мы никого не убиваем. На войне не убивают. Это не убийство – когда в бою. Ты подумай, парень, между чем и чем тебе выбирать приходится! Ты будешь в тюрьме гнить. Или ты будешь учиться, а потом сражаться за Эрец Исраэль.
— Я хочу домой, — сказал Моня. – Я хочу с папой поговорить.
— Папа твой уже здесь. Сейчас поговоришь с ним. А всех, всю семью вашу увезли пока в Тель-Авив. Потому что соседи против тебя – не только родня этого несчастного. Все требуют суда и приговора – пожизненно – понимаешь? И жить в Иерусалиме вам будет плохо.
— Я маленького роста и некрасивый. И у меня грубый русский акцент. Вот, они меня и дразнили всё время червяком. Я его не хотел убивать. Я хотел только, чтоб ему стало больно, как мне больно было, когда он меня дразнил так.
— Тебе понравится в разведке. У нас служат лучшие солдаты в Израиле!
— Я не хочу служить в разведке. Я хочу работать вместе с папой – парикмахером.
— А сказал, что не хочешь парикмахером.
— Сказал, а теперь хочу парикмахером.
Пришёл отец. Их оставили наедине. Его отец был человек огромного роста и очень сильный, поэтому и попал когда-то в спецназ. Но потом он сильно растолстел, у него барахлило сердце, и он дышал с трудом.
— В чём дело, сынок? Тебя выручить хотят. Нельзя в тюрьму садиться. Ты не виноват, но – судьба.
— Ты говорил, что уже есть деньги на аренду помещения.
— Вместо тебя кого-нибудь найму из бухарцев – они хорошие парикмахеры. А тебя сейчас отправят в Штаты. И у нас денег станет – пропасть. Это ж повезло нам!
— Папа! — закричал мальчик. – Разве это повезло?
Отец молчал и думал. Потом он сказал: «Ме кен лебн нор ме лозт ништ».
— Что это?
— Идиш. Можно было б жить, да не дают. Был такой спектакль, и он так назывался. В том спектакле песенка была, которую я тебе часто пел, помнишь? Бей мир бист ду Шейн…. Песенка про любовь.
— Помню, — сказал мальчик Моня.

*Сде Ор — создатель израильского рукопашного боя крав мага