«…У вас деревянная нога. И оттого, что у вас деревянная нога, вы просите милостыню? Ах! Вы возложили вашу ногу на алтарь отечества? Тем хуже для вас!».
/Б. Брехт. Трёхгрошовый роман»/.

«Оловянный солдатик стоял охваченный пламенем. Ему было ужасно жарко, от огня или от любви — он и сам не знал».
/Г. Х. Андерсен/.

В моём журнале где-то есть запись о том, как мне подарили оловянных солдатиков, очень красивых, в мундирах — синих с белым у французов и зелёных с красным у русских. Иногда подумаешь, до чего ж я старый, и становится смешно: Все они были из настоящего олова, а не, как в наше время, из пластмассы – современные дети таких никогда не видели. Кажется, это был Новый 1954 год. Я там ещё писал, как за тёмными стёклами окон палили в воздух из отнятого у милиции оружия ростовские воры, празднуя заодно с Новым годом и сталинскую амнистию. Быть может, кто-то вспомнит.

Солдатики были в коробке, но в отличие от сказки Андерсена – я хорошо помню – их было не двадцать пять, а двадцать четыре. Из них двенадцать, как мне объяснил отец, были французскими гренадерами, а двенадцать – русскими. И мой папа, впервые одевший военный мундир в возрасте четырнадцати лет, а затем как кавалер солдатского Георгиевского креста окончивший кадетский корпус «за счёт императорской фамилии», стал мне рассказывать об их вооружении, построении в бою, о способах метания гренад (гренада – прабабушка современной гранаты, едва ли не более опасная для того, кто её метал, чем для того, в кого она металась некогда).

Этим подарком моя бабушка не вполне была довольна, и она сказала, перебивая папу:

— Простите, Александр Николаевич…. Мишутка, но тут, кажется, кого-то не хватает. Кого?

— Нет одноногого солдатика, — сказал я.

— А ещё кого?

— Прекрасной танцовщицы.

— Молодец, мой маленький, — сказала бабушка.

Но отец вдруг помрачнел:

— Что касается прекрасной танцовщицы, то каждого такая танцовщица ждёт дома. Одних во Франции, а других — в России. Каждого ждёт танцовщица. Дождётся ли только? Вот, вопрос, Мишка. И одноногого, действительно, нет. Но – знаешь? – ведь это ненадолго. Сейчас на этом столе мы с тобою их построим. Французы пойдут в атаку, потому что такова была боевая тактика того, кто их водил за собою. А наши займут оборонительную позицию, потому что тот, кто оказал Бонапарту вполне достойное сопротивление, всегда предпочитал оборону. И не успеешь оглянуться, как не один, а сразу несколько солдат станут одноногими, — сказал отец.

Отец стремился воспитать меня настоящим мужчиной, в то время как бабушка хотела увидеть меня настоящим человеком, что, как позднее оказалось, не всегда и не обязательно одно и то же.
— — — —

Итак.

У Брехта в его «Трёхгрошовом романе» одноногий солдат Джордж Фьюкумби был «….повешен под рукоплескания огромной толпы, состоявшей из розничных торговцев и торговок, швей, инвалидов войны и нищих».

У Андерсена Стойкий оловянный солдатик в пламени печки «….растаял и сплавился в комочек. На другой день горничная выбирала из печки золу и нашла его в виде маленького оловянного сердечка».

Великие писатели оба, однако, погрешили против истины, принеся её в жертву своему художественному замыслу. Между тем, из вполне достоверных источников автору этих строк стало известно, что, в действительности, во-первых: Джордж Фьюкумби и Стойкий оловянный солдатик Андерсена – одно и то же лицо, а во-вторых: Он вовсе не был повешен и не сгорел в пламени печки. Он остался жив.