Старик молился Богу

Он сидел у себя в просторном и тихом кабинете, в кресле, за низким журнальным столиком, на котором лежала открытая книга. Это был всегда любимый им Л. Толстой. «Смерть Ивана Ильича». Повесть он знал почти наизусть, текстуально. Время от времени он рассеянно, не глядя, переворачивал страницу, наугад прочитывал на этой странице несколько абзацев. Но потом поднимал глаза и, с некоторым недоумением оглянувшись вокруг, устало закрывал глаза. Но он не дремал. Он молился Богу.

Жизнь ускользала от него. Он предвидел близкий конец. Воспоминания окружали его тесной толпой, и, подобно китайскому императору из сказки Андерсена «Соловей», в этой толпе не много он видел добрых улыбок и светлых чистых глаз, а было много безобразных, злобных и насмехающихся над ним созданий его уставшего от непомерной работы, больного, беспомощного духа.

Он не верил в Бога, как верят люди, приходящие в храмы, посвящённые тому или иному божеству, но пытался обратиться к тому, кто наверняка с какой-то осмысленной целью его создал, провёл нелёгкими дорогами длинной жизни. Куда он вёл его? И что его ждёт по окончании этого пути?

— Дед! – приходи кушать, — из столовой позвала его внучка. – Или пусть Вера тебе в кабинет принесёт?

Вера – была у них прислугой. И с некоторого времени старик заметил, что, глядя на неё, он начинает волноваться и думать что-то одновременно скверное и смешное. И он старался реже сталкиваться с этой румяной, весёлой девушкой. Ему, тяжело стало смотреть на молодых женщин, потому что они были не для него, да и, вообще, все молодые, сильные и красивые люди теперь вызывали у него невольное раздражение и даже постыдную зависть. И ему мучительно было от того, что он так нравственно мог опуститься на исходе жизни.

Есть не хотелось. Но это было необходимо. Он с облегчением отвлёкся от попыток услышать чей-то голос в ответ на вопросы, с которыми он к кому-то обращался.

— Сейчас. Сейчас я, Нелечка, приду, — отозвался он, и пробормотал тихонько и растроганно. – Сейчас, кисонька моя, сейчас я приду кушать. Только вот….

Он встал и подошёл к большому зеркалу, в котором отразился во весь рост. Он увидел страшно исхудавшего, плохо выбритого, неопрятно одетого, почти совсем облысевшего с клочками седых волос, сохранившихся на голове странным полукругом. Будто нимб у падшего ангела, так он иногда шутил. Никто из его близких никогда этому не смеялся. Может быть, это было не смешно, но вернее всего они просто не понимали этой шутки. Падший ангел, это что?

— Нелечка, я уж много раз тебе говорил, — сказал старик, с кряхтением садясь за обеденный стол, — что слово кушать в русском языке очень редко употребляется. В исключительных только случаях. Например, хозяйка за праздничным столом может сказать: «Кушайте, кушайте, гости дорогие!». Хотя и в этом случае, правильней было бы сказать «угощайтесь».

— Ага, — сказала Неля. – Дед, ты с гарниром кетчуп будешь? Масло? Ты сегодня к врачу идёшь?

— Нет. На той неделе.

— Дед, ну что ты тянешь, что ты оттягиваешь? Надо пойти. На сегодня договорились. К двум часам. Коля тебя отвезёт и подождёт. Он уже отпросился с работы. Что ты, на самом деле, капризничаешь. Тут и без тебя…. Ты, в конце концов, с завода мог бы машину вызвать. Мы стараемся, как лучше, чтоб тебе спокойней….

— Да, — сказал старик. – Да, девочка, я понимаю. Я поеду. Неллечка, милая…, — он, с трудом приподнявшись, обнял её, неловко прижимаясь головой к её плечу. – Не мучайся так, моя… маленькая. А помнишь, как мы ездили в Ленинград? Ты совсем ещё была маленькая. И ты написала на постамент памятника Екатерине. Ты помнишь?

— Да помню я, дедушка, помню всё прекрасно. Вернее, как я могу это помнить? Конечно, не помню. Доедай. Надо кушать. Или есть. Как хочешь, а не будешь кушать по-людски, как же не заболеть? Ты дуешь всё время голый чай.

Суть дела была в том, что Коля, муж внучки, уже несколько лет находился в близких отношениях с какой-то её подругой. Сначала Неля не знала ничего, потом что-то узнала. Потом всё узнала. А потом эта подруга вдруг решилась поставить, наконец, вопрос ребром. Коля ушёл к ней. Потом вернулся, потому что маленький Венечка, которому было три года, всё время плакал и звал папу. Он папу очень любил. Пожалуй, больше мамы. И он хотел к папе.

И ещё были причины вернуться. Старик с горечью думал о них: Дом в Барвихе, дом в Гурзуфе, целый дворец в Швейцарских Альпах. Огромная квартира в Москве. Машина – в любое время по телефонному звонку. Бассейн с джакузи прямо в квартире. Штат прислуги. И деньги. Много денег. Совсем много.

Подруга внучки, коварная разлучница, заявила, что она ребёнку будет очень рада. И заменит ему мать. Она сказала, что будет Венечке настоящей матерью. Она и сейчас любит Колиного сына, как своего ребёнка.

Так она говорила, когда по совету старика все они собрались вместе для того, чтобы мирно, разумно, учитывая интересы ребёнка, в первую очередь, а затем и интересы каждого, всё обговорить и выбрать оптимальный вариант выхода. Но из таких положений выходов не бывает, и разговор закончился так, что Неля бросила в свою подругу большую фарфоровую вазу, купленную когда-то стариком в подарок своей покойной жене. Ваза разбилась. Женщины стали драться. Коля с мучительным выражением лица разнимал их. Кое-как ему удалось выпроводить свою новую жену-не жену, и он сказал старику:

— Вот, Пётр Иванович, как видите, не всё решается так просто. И не думаю, чтобы в ваше время это решалось проще. Ну, что вот мы все сейчас наделали по вашему совету? Кому это нужно было? Вы меня извините, я вас очень уважаю.

Но старик уже видел, что не уважает его никто. Его любили эти молодые люди. Они очень жалели его. Но они совершенно его не уважали. За что, собственно, им было уважать его? Был, конечно, повод для уважения, но этот повод был очень нехороший, и все старались реже вспоминать о нём. Дело в том, что, хотя все участники этой драмы работали, но жили-то на деньги старика, он был очень богат. Он долгие годы был директором одного завода. И как-то сам не заметил, что постепенно в ходе всех российских перипетий последних двадцати лет стал хозяином этого завода. Теперь уж ему давно и работать стало не обязательно, а денег становилось всё больше и больше. А на завод он приходил всё реже и реже. Его сын, отец Нелли, работал там за руководителя.

Он посидел ещё немного в столовой, дожидаясь Коли.

— Пётр Иванович, вы едете к врачу? Спускайтесь тогда к машине и садитесь, там открыто. Я через минуту.

Вера подошла и стала помогать старику надеть пальто. Он оттолкнул её. Ему стало стыдно, и он сказал:

— Простите, Верочка, случайно….

Девушка посмотрела на него с улыбкой.

Старик вышел на улицу, подошёл к машине, но садиться не стал. Он наблюдал. Две вороны отнимали друг у друга большой кусок мяса, невесть почему валявшийся посреди дороги. Едва одна из них, ухватив это сокровище, с трудом начинала подниматься в воздух, как другая, пользуясь её скованностью в движениях, у неё мясо отбирала. Тут всё решить должны были выносливость и упорство.

— Смотри, — сказал он подошедшему Коле. – Совсем, как люди.

Коля вздохнул.

— Мы, кажется, опаздываем? – спросил старик.

— Да за такие деньги подождёт, — сказал Коля. Он о чём-то напряжённо думал. Решался и не решался.

У врача старик снял пальто. Вопреки обыкновению, тот не стал его прослушивать, а пригласил сесть за стол напротив.

— Пётр Иванович, я должен сейчас сообщить вам…. Мы давно знакомы. Слишком давно, чтоб я стал вам тут голову морочить, — он тяжело вздохнул и положил под язык таблетку нитроглицерина. – Итак, я должен сообщить вам, что последними исследованиями установлен рак желудка. Достаточно запущенный, с многочисленными метастазами. Оперативное вмешательство никаких результатов не даст, по моему мнению, и того же мнения доктор Баранов, с которым мы внимательно всё это просмотрели, — он это торопливо проговорил, чтобы скорей освободиться от тяжести беды и переложить её на плечи того, кому она была предназначена.

— Вам следует привести в порядок свои дела. Мы готовы положить вас в клинику или вы дома останетесь – решите это сами. Я глубоко… соболезную, но….

— Будут сильные боли? — спросил старик.

— Нет. Мы купируем боли максимально. Всё, что возможно, будет сделано.

— Спасибо, — сказал старик. – Жена тоже ведь от рака умерла, — он вдруг рассмеялся. – Простите. Я смеюсь, потому что мне в голову глупость пришла, что это наследственное от жены, — он всё никак не мог успокоиться и смеялся. Это было очень смешно, – какая ж от жены наследственность?

По знаку врача подошла сестра и сделала ему укол.

— Спасибо. Так я поеду.

— Звоните регулярно, или пусть ваши звонят. Особенно при появлении заметных болей, звоните сразу.

— А сколько это может продлиться доктор?

— До полугода.

Они ехали обратно.

— Ну, что он сказал?

— Да всё то же. Я говорил, нечего ездить к нему.

— Пётр Иванович, у меня тут проблемы возникли. Я хотел у вас попросить….

— Тебе деньги нужны?

Старик знал, что деньги нужны на машину, которую хотела новая жена или ещё любовница, в общем, эта женщина хотела, чтоб Коля купил ей машину.

— Я завтра позвоню в бухгалтерию, сниму деньги. И на заводе поговорю, чтоб тебе путного механика дали. Чтоб тебя не обманули, — он улыбнулся. – Не мучайся так. Я тоже был женат дважды. И вот что Коля. Но я хочу, чтоб это было между нами. Я тебе сейчас, как приедем, дам наличными прямо двести тысяч доларов. И ты уходи. И всё. Хватит вам всем мучиться.

Парень молчал и моргал глазами.

— Пётр Иванович!

— Всё. И успокойся. Так будет нормально, сынок?

— Пётр Иванович, а если я снова к Нелечке вернусь?

— Боже мой, — тихо сказал старик.

— Что?

— Не знаю, — сказал старик. – Так ты ещё, может быть, вернёшься?

— Всё ведь может случиться.

— Это точно, — подтвердил старик. – Случиться может всё. Абсолютно всё.

Дома он прошёл в свой кабинет и снова сел в кресло.

— Верочка! – позвал он.

Девушка вошла в кабинет и остановилась.

— Слушай, а вот этот паренёк твой, что как-то приходил сюда. У тебя с ним как?

— Да вот, Петр Иванович, хотим пожениться. Уже больше года гуляем. Жить негде. У моих стариков старший брат с женой, а у них двое детей. Никак там не поместимся. А у него отец пьёт очень, и сдают комнату пьянице какому-то. Туда тоже – никак.

— И кто он? Твой жених-то, кем он работает или учится?

— В Мосводоканале он. Техник.

Старик посмотрел на Веру, долго смотрел, и она залилась пунцовым румянцем, с недоумением ответив ему на этот пристальный взгляд.

— Подойди, Верочка, к письменному столу и открой там большой ящик. Видишь такую коробочку, вроде шкатулки? Принеси мне.

Он взял этот минисейсф, набрал код и открыл.

— Видишь что это? Здесь двести тысяч долларов. Станут спрашивать, говори, ничего не знаешь. Забирай всё.

— А…. Как же, Пётр Иванович? Вы почему?

— Почему? – улыбаясь, сказал старик. – Ты оказывается почемучка?

Он протянул длинную руку и прижал пальцем её вздёрнутый, похожий на кнопку носик.

— Потому что – потому. Живо, только аккуратно всё забирай. Заворачивай, вот в газету что ли, и спрячь, а вечером унеси, куда – сама сообразишь. Осторожней. Везде с этим будь осторожней, но особенно здесь. Они знают про эти деньги и отберут у тебя их. Сейчас начнётся делёжка наследства. Там деньги большие, не такие, как эти, но и эта мелочь для них важна будет. Будут сражаться за каждую копейку.

— Какое наследство? – бледнея, спросила девушка.

— Скоро узнаешь.

Трясущимися руками Вера завернула в газету сокровище.

— Ну, что стоишь? Беги. У меня дел ещё по горло. Постой, — вдруг сказал старик. – Как зовут твоего жениха-то?

— Лёня.

— Привет от меня Лёне передай.

Когда она ушла, Пётр Иванович стал листать «Смерть Ивана Ильича». Он что-то хотел найти там. Но того, что он там искал, в повести не было, поэтому он ничего и не нашёл.