О жизни и смерти
В последние годы это прошло, а после инфаркта, особенно ближе к концу 90-х, я почему-то то и дело попадал в больницу с сердечными приступами. В этих кардиологических отделениях бывали забавные случаи. А иногда и вовсе не забавные. Вот это, мне кажется, не слишком забавно.

Однажды меня положили в больницу с сильными загрудинными болями. Это когда грудь горит. Очень неприятно. Я, признаюсь, был сильно напуган. Я тогда ещё боялся этих приступов и чуть что – немедленно вызывал Скорую. Однако, как только, после недолгого лежания в реанимации, где я всем надоедал просьбами дать мне возможность покурить и жалобами на капельницу с нитроглицерином, от которой трескалась голова, меня переводили в палату, я сразу успокаивался, и мне начинало казаться, что я совершенно здоров, а может, так оно и было.

Раз как-то, я уже в палате расположился, заварил банку хорошего «купеческого» чаю, сходил покурить, выяснил, как бы тут к вечеру достать водки, и где, и с кем её выпить на сон грядущий – появляется мой лечащий врач. Это была молодая, красивая женщина – грузинка. Она была очень молода и поэтому необыкновенно серьёзна. Она считала мне пульс, с таким выражением лица, так строго ломала тонкие, изящно изогнутые брови, будто она должна была лично в этот момент решить мою судьбу. Я же был настроен очень легкомысленно.

— Доктор, простите, я не запомнил, как вас зовут? Вы грузинка?

— Больной, вы мне сейчас мешаете. Меня зовут Александра Давидовна. У вас тахикардия. Я вас направлю на эхо сердца. Завтра вам ещё одну кардиограмму сделают, а потом – на эхо. О Боже, ваша печень совершенно мне не нравится.

— Александра Давидовна, а что такое приключилось с моей печенью, почему она перестала нравиться красивым женщинам?

— Пробатов, перестаньте паясничать. А вы, почему решили, что я грузинка?

— Выговор, Александра Давидовна. И ещё одно обстоятельство. Если внимательно посмотреть вам в лицо – слышится звук зурны, вам этого никто не говорил?

Внезапно она выпрямилась и посмотрела мне в лицо широко распахнутыми, горячими чёрными глазами:

— Зурны? А мне, действительно, говорил это один человек. Он мне очень часто это повторял. Только его сейчас нет в живых. Его убили в Сухуми.

Она некоторое время молчала. Молчал и я, язык у меня отнялся.

— Больной, вы сюда поступили в состоянии опьянения. Вот, у вас тут стоит банка с крепким чаем, практически это чифир, от вас сильно пахнет табаком. Если вы лечиться не хотите, я вас немедленно выпишу. Но предупреждаю вас, что речь идёт о вашей жизни и смерти.  Жизнь и смерть – понимаете? Моего мужа и двух моих дядей расстреляли во дворе нашего дома. Мой муж…. Он русский был. Это он мне часто говорил, что во мне звучит зурна – так он говорил. – Не знал он, как и вы, конечно, что зурна играет всегда на грузинских похоронах. Мне не хотелось огорчать его…. Я верю, что он, действительно, эту музыку слышал, когда видел меня.

Я смотрел в её молодое побелевшее и как бы похолодевшее лицо. Жизнь и смерть. Что я знаю об этом?